В. обратилась в суд с иском к ГБУЗ Архангельской области «Котласская ЦГБ» о взыскании компенсации морального вреда в размере 2000000 рублей. В обоснование требований указала, что в январе 2019 года в больнице скончался ее сын С., которому при поступлении в медицинское учреждение был неправильно установлен диагноз, фактически отказано в лечении и госпитализации. Неправомерными действиями сотрудников больницы ей причинены нравственные страдания.

Представитель ответчика с иском не согласился, ссылаясь на то, что доказательств наличия причинно-следственной связи между действиями ответчика и наступлением заявленных последствий истец не представила, вина больницы в смерти С. отсутствует.

В связи с возникновением между сторонами спора о наличии в действиях ГБУЗ Архангельской области «Котласская ЦГБ» каких-либо нарушений при ведении лечения С., для оценки полноты, своевременности и качества медицинской помощи, оказанной С., причинно-следственной связи между недостатками оказания медицинской помощи и наступившими последствиями судом была назначена комиссионная судебно-медицинская экспертиза.

Согласно заключению экспертизы в октябре 2016 года у С. выявлены две опухоли, пациенту неоднократно рекомендовались прове­дение компьютерной томографии и консультация у врача. Рекомендованное обследование у врача С. пройде­но не было. По результатам компьютерной томогра­фии у С. выявлены признаки наличия мета­стазов, а также объемного новооб­разования. После чего обращение пациента в поликлинику за медицинской помощью состоялось только спустя два года в августе 2018 года, когда у С. развился болевой синдром. При данном обращении врачом-терапевтом не было заподозрено наличие у С. онкологического заболевания. И только в октябре 2018 года врачами по­ликлиники были приняты во внимание анамнестические данные о выявлении у пациента еще в 2016 году признаков онкозаболева­ния, после чего пациенту была проведена магнитно-резонансная томография, по результатам которой у С. выявлены признаки новообразования с метастазами. С. была рекомендована консультация онколога, одна­ко он отказался от обследования в онкологическом диспансере. При дальнейших осмотрах пациента имело место снижение массы тела, посто­янный болевой синдром. В январе 2019 года С. для проведения симптоматической терапии был гос­питализирован в стационар ГБУЗ Архангельской области «Котласская ЦГБ», где спустя непродолжительное время умер. Смерть С. наступила в результате злокачественного новообразования одного из органов. Наличие метастазов у С. при его обращении за медицин­ской помощью в 2018 году свидетельствовало о четвертой стадии онкозаболевания.

По мнению членов экспертной комиссии, необходимое и пока­занное пациенту специфическое лечение онкологического заболевания еще в 2016 году позволило бы улучшить про­гноз для его жизни. После того, как пациент с имеющимся у него заболеванием добровольно отказался от медицинской помощи в период с ноября 2016 года до августа 2018 года, у С. происходило закономерное прогрессирование заболевания, его генерализация, что в итоге привело к смерти. Учитывая стадию заболевания при обращении за меди­цинской помощью в августе 2018 года, несмотря на имеющиеся недостатки в оказании медицинской помощи, неблагоприятный исход у С. был предрешен. Наступление летального исхода у пациента с запущенной стади­ей онкозаболевания являлось закономерным.

Принимая во внимание вышеизложенное, члены судебно-медицинской экспертной комиссии не усмотрели наличия причинно-следственной связи между обнаруженными не­достатками оказания медицинской помощи С., прогрессированием онкологического заболевания и смертью пациента от его осложнений.

Оценив в совокупности обстоятельства дела, доказательства, представленные участниками судебного разбирательства, суд принял в качестве допустимого доказательства по делу экспертное заключение.

Утверждение истца о наличии вины в действиях сотрудников больницы полностью опровергалось исследованными по делу доказательствами. Доказательств, свидетельствующих о наличии причинно-следственной связи между действиями (бездействием) сотрудников больницы и наступлением смерти С., суду представлено не было.

Поскольку выявленные дефекты в оказании медицинской помощи сыну В. не состояли ни в прямой, ни в косвенной причинно-следственной связи с его смертью, а взыскание компенсации морального вреда в связи с некачественным оказанием медицинской помощи могло быть осуществлено только в пользу потребителя данных услуг, которым В. не являлась, оснований для удовлетворения исковых требований о взыскании в пользу истца компенсации морального вреда не имелось, суд отказал В. в удовлетворении иска, а также взыскал с истца судебные расходы на проведение экспертизы.

Решение суда в законную силу не вступило.